Уйти из айти: почему топ-менеджмент IT-компаний перестает пользоваться соцсетями

Блокировка соцсетей, отключенный после 17:00 интернет, никаких гаджетов в доме, словари и указатели вместо адресной строки. Почему сооснователи и создатели крупнейших интернет-проектов не пользуются гаджетами, запрещают делать то же самое своим детям и даже нанимают работников, которые будут пользоваться телефоном за них? Разбираемся в этом материале.

Джастин Розенштейн удалил большинство мессенджеров, поставил лимит на пользование «Фейсбуком» и reddit, а еще установил блокироваку на скачивание различных приложений на смартфон. Домашние Криса Андерсона ходят по струнке – в доме не разрешено пользоваться гаджетами и интернетом. Эван Уильямс не разрешает своим детям пользоваться планшетом, а вместо этого учит их искать информацию по старинке – в книгах, словарях и указателях. Наконец, Тристан Харрис прошел настоящий курс реабилитации от цифровой зависимости (оказывается, такой существует). Все это звучит как привычки убежденных неолуддитов и противников технократического прогресса, если бы все перечисленные персоны не были близкими к IT-индустрии людьми.

Розенштейн придумал фейсбучный лайк. Андерсон – владелец компании по производству дронов и бывший главный редактор Wired – журнала, широко освещающего темы технологий. Уильямс – основатель Twitter и Blogger. Харрис – бывший сотрудник и топ-менеджер Google. Все они проходят своего рода детоксикацию от вездесущего технократического присутствия социальных сетей, приложений и кажущейся невозможной нерасторжимости человека и гаджетов. Прежде всего, крайне продуктивно думать о технократах не как о высококвалифицированных разработчиках, а как о бихевиористах, психологах и (учитывая, как соцсети способны повлиять на выборы в США и Брексит) политтехнологах.

Например, придумывая механику лайка, Джастин Розенштейн породил сразу два феномена: экономику лайка, внутрисетевую валюту, которая играет на базовых потребностях человека быть одобряемым и интересным (коэффициент успешности можно измерять в том, как много у вас «пальцев вверх» над постом), и экономику внимания – процесс одобрения лайком тех или иных постов, на основе которого таргетологи составляют список продукции, которая может заинтересовать пользователя и которую будут рекламировать в его новостной ленте. Казалось бы, простая механика лайка в один клик породила целую экономическую индустрию: каждый из пользователей оставляет после себя информационный след и так называемого дата-двойника. Если очень просто: на базе того, что мы лайкнули, составляется наш интернет-доппельгангер, который репрезентирует все, что заинтересовало нас в интернете. Что беспощадно используется Facebook и рекламодателями. Сложно судить, знал Розенштейн, какие комплексные экономико-психологические процессы запустит его механика, или нет. Известно только, что Розенштейн впоследствии понял, насколько деструктивно влияние экономики лайка на психологию и самооценку и как легко поддаются спекуляциям рекламодателей пользователи.

Любой умозрительный поведенческий психолог отметит колоссальные изменения в поведенческих шаблонах, произошедшие с человеком за последние 20–30 лет (в день мы прикасаемся к телефону в среднем 2617 раз – и это количество будет расти – и скроллим ленту новостей длиной, сопоставимой с размером статуи Свободы, что иронично, учитывая ту степень несвободы, которую мы испытываем к соцсетям), аддиктивность социальных сетей – ведь как иначе объяснить то, что в доме Эвана Уильямса пользование смартфонами и планшетами находятся под запретом («аддиктивный» – вовсе не случайно подобранное слово, о близнецовой схожести устройств игрового бизнеса и соцсетей писали не раз). Механика pull-to-refreash, или «потяните, чтобы обновить ленту», которая появилась в Twitter, списана с движения барабана игрового автомата. Более того, о позаимствованных из игрового бизнеса приемах есть целая книга Нира Эяля «На крючке», которая в деталях описывает механику соцсетей, затягивающую пользователей на психологическом уровне.

Тристана Харриса, того самого экс-сотрудника Google, прошедшего антицифровую терапию, журналисты называют совестью Кремниевой долины. Сейчас он известен своими антитехнократическими выступлениями, разоблачающими психологические технологии IT-гигантов. Харрис много говорит о новейших сломах поведенческих шаблонов. Например, о феномене продолжительного частичного внимания – когнитивном искажении, проявляющемся в невозможности долго фокусироваться на одной интеллектуальной задаче и мышлении по подобию вкладок в окне браузера, ведь мы всегда бегло перескакиваем с одного окошка на другое, некачественно анализируя ифнормацию. Кроме того, он много говорит о дофаномике – области экономики, задействующей в своих стратегиях нейротрансмиттер дофамина, отвечающий за желание. Нейроученые доказали, что пользование гаджетами вызывает тот же всплеск нейротрансмиттера, что и еда, секс и покупки. Харрис показывает главный перелом в истории Силиконовй долины: в 1970-х интернет рассматривался его создателями с позиций преобладающей тогда философии хиппи и дауншифтеров – как еще одно пространство равенства, свободы выражения мыслей и сообщества. Сейчас же IT-корпорации изменяют своей первоночальной миссии – они все больше продают человечеству то, что ему нужно, но вместе с тем наносят весомый урон.