Шапочка из фольги: почему конспирологические теории так популярны

Попробуем вспомнить только популярное: Земля — плоская, первые шаги на Луне астронавта Нила Армстронга были засняты Стэнли Кубриком на правительственной телестудии, рептилоиды, выстрелы в Далласе, большей частью капитала управляют шесть-семь семейных кланов, устраивающих так называемые черные понедельники (крахи биржи). При желании можно перечислить больше, но первыми вспоминаются именно эти. Стоит добавить фобии нового, уже охваченного недавней пандемией мира: 5G, лабораторное происхождение вируса, массовая вакцинация как часть фармакополитического заговора.

Есть популярное мнение, что конспирологические теории — продукт медийного мира, в котором стали возможны монтаж факта, fakenews и не поспевающий за информационными потоками фактчекинг. Но к конспирологической логике можно отнести и средневековую охоту на ведьм или верования римлян, что эпидемии и засухи наводили потусторонние силы. Например, вирусолог Пол Оффит в книге «Смертельно опасный выбор» пишет, что антипрививочники — вовсе не продукт последнего времени; они существовали уже в XIX веке.

Если сравнить те же преследования женщин Континентальной Европы и Новой Англии Церковью и современные теории о тайном интернациональном правительстве, то можно сказать, что по своей сути конспирологическое мышление не слишком изменилось — по крайней мере, структурно. В книге «Конспирологические теории: психологические механизмы» Ян-Виллем ван Пройен и Марк ван Вугт пишут, что для теорий характерны следующие признаки:

• шабаш ли ведьм, секретные ли операции правительства — это всегда работа некой коалиции (если человек действует в одиночку, это уже не конспирология);
• заговорщики никогда не действуют во благо общества;
• конспирология и заговор коалиции всегда строго засекречены;
• адепты конспирологических теорией верят только в негативный исход.

С первыми тремя пунктами все предельно понятно, объясним последний. Исследователи собрали группу участников, часть которых были склонны к конспирологической логике. В качестве теста им предложили выбрать одно из трех утверждений. В тесте было два примера: один касался смерти принцессы Дианы, второй — операции по ликвидации Усамы бен Ладена. Исследователи спрашивали, как, по мнению участников, погибли эти люди. Конспирологи выбрали альтернативные, перечащие оффициальным версиям варианты: касательно принцессы они выбрали утверждения, что автокатастрофа была подстроена, а касательно террориста — что он либо еще жив, либо погиб задолго до американской спецоперации 2011 года.

По мнению сотрудника Сиракузского университета Эмили Торсон, даже если представить участникам исследования твердо зацементированные факты и всевозможные доказательства, то участники все равно останутся при своем мнении. Торсон называет этот эффект информационной глухоты эхом веры, которое характеризует как «навязчивую эмоциональную реакцию, которая сохраняется, даже если мы знаем, что информация ложная». Склонность к конспирологии можно объяснить сразу десятком факторов. Среди социальных — тотальное недоверие к капиталистическим формам правления и к институализированным правительствами СМИ, действительно случившиеся утечки информации о тайных спецоперациях и тестирования биооружия на мирном населении. Но есть и психологические.

Например, ученые из Принстонского университета утверждают, что конспирологами чаще других становятся одинокие люди. Обладающие меньшим социальным капиталом люди более склонны верить в теории заговоров, потому что у них нет так называемого эпистемического смирения — в силу ограниченности контактов у них нет возможности выслушивать перечащие их мнениям мысли. Также верно и обратное — конспирологи часто не верят фактам из-за интернет-трайбализма (от слова tribe — «племя»). Так называют феномен, когда люди объединяются в сетевое сообщество, в котором существует ряд правил и воззрений. Часто конспирологи могут не отказаться от своих взглядов потому, что боятся перечить доминирующим представлениям своей группы. К слову, специально для исследования конспирологического мышления ученые из Лондона ввели новый термин, близкий по своей сути к трайбализму, — «коллективный нарциссизм». Как выяснилось, конспирологические теории близки нарциссам, а коллективными их делает объединение в одну группу, которая имеет завышенные представления о своей компетентности и экспертности.

Самое логичное объяснение обилия конспирологов — недостаток образования. Например, всего 23% американцев со степенью магистра верят в различные конспирологические теории, в то время как люди со школьным образованием более склонны к домыслам — их 42%. Роб Бразертон в своей книге «Недоверчивые умы. Чем нас привлекают теории заговоров» пишет, что нам вообще свойственна конспирологическая мысль. Бразертон предполагает, что из-за того, что мир не всегда дает ясные и четкие трактовки различным событиям и феноменам, мы склонны додумывать причинно-следственные связи: рационализируя те или иные ситуации для себя, мы обретаем над ними иллюзорный контроль.