Кому это нужно: что такое «бредовая работа»

В «Бледном короле» — романе одного из самых знаковых американских писателей последних двух десятилетий Дэвида Фостера Уоллеса, рассказывающем о буднях офиса Налогового управления США в штате Иллинойс, есть знаковая сцена: аудитор офиса умирает прямо за рабочим столом, но проходит несколько дней, прежде чем его найдут, просто потому, что все забыли, что в офисе вообще есть такая должность, и вряд ли вспомнят, что подобная профессия приносила офису какую-то пользу.

Эта маленькая, но эффектная сцена говорит об одном известном всем и вместе с тем почти не изученном экономистами и академиками феномене — работе, которая абсолютно не приносит пользы, непонятно кем созданной, обладатели которой сами считают этот труд ненужным или даже вредным. Прежде всего, о ее мелочности и дисфункциональности говорит, как это было в «Бледном короле», то, что если убрать бесполезную должность, никто и не заметит перемен в рабочих процессах. Фиктивный сюжет романа Уоллеса накладывается на реальную жизнь: например, можно вспомнить нашумевший, освещаемый мировыми СМИ случай, когда в 2016 году впервые заметили отсутствие госслужащего Хоакина Гарсии, который шесть лет не являлся на работу, но получал зарплату, а вместо этого изучал дома философию Баруха Спинозы.

Случай Гарсии в большей степени свидетельствует не о недобросовестности одного госслужащего, а о неправильности корпоративных и государственных систем, раздувающих штат и создающих ненужную, а оттого не увлекательную работу, от которой страдают ее исполнители. Антрополог Дэвид Гребер в книге «Бредовая работа. Трактат о распространении бессмысленного труда» предлагает без всяких обиняков, честно и правдиво называть ненужный труд «бредовой работой». Феномен «бредовой работы» состоит из нескольких факторов: бесполезности профессии, усложнении рабочей иерархии и, самое главное, осознания самим работником, что его труд бессмысленен.

Гребер приводит один почти что шизофренический пример из реальной жизни. В немецкой армии есть субподрядчик в сфере IT. В свою очередь, в IT есть свой субподрядчик, управляющий логистикой. Наконец, в секторе логистики есть субподрядчик по работе с персоналом. Скажем, работнику Х нужно переехать из кабинета № 9 в кабинет № 14 — для этого достаточно пройти 10 метров по коридору и перенести свой рабочий компьютер. Но сотрудник Х должен заполнить бланк, которй направляют в IT-офис, где его одобряют и отправляют в отдел логистики, который дает добро на перемещение по коридору, и только потом бланк попадает в офис по работе с персоналом. Последний вызывает субподрядчика, арендует ему автомобиль, чтобы направиться в казарму (как правило, находящуюся за пределами города), заполнить окончательную версию бланка, положить компьютер в коробку, запечатать ее и попросить работника логистики отнести ее в нужный кабинет. Такой абсолютно неоправданный процесс занимает около дня (или даже больше), требует заполнения 15 страниц бумаг и уплаты около 400 евро налогоплательщиков, в то время как сотрудник Х мог бы просто пройти 10 метров без каких-либо административных преград.

Причины раздутости штата и сложности рабочей структуры, по мнению Гребера, лежат в неолиберальной корпоративной логике и плохом способе управления. О том, что многие капиталистические корпорации внедряют абсолютно неграмотные иерархии, пишут много и точно. Один из таких примеров — книга культуролога Марка Фишера «Капиталистический реализм». Здесь Фишер приводит классический пример, с которым, вероятно, сталкивался каждый с 2000-х по середину 2010-х, — кол-центр. Вы дозваниваетесь телефонисту А, который переключает вас на линию B, затем на линию С — и так по всем буквам алфавита.

Это очень сильно напоминает пример Гребера: вместо перемещения по коридору вас должны переключать между отделами, пока вы не придете в нужный. Наверняка каждый звонивший в кол-центр жалел об этом, так как вынужден был ждать по пять минут, прежде чем его свяжут с нужным сотрудником. Фишер пишет, что кол-центр похож на сюжет романа «Замок» Франца Кафки — автора, предвидевшего бюрократическую волокиту и лабиринтообразные структуры корпораций. В «Замке» землемер К. бегает по, собственно, замку в поисках хозяина, но постоянно наталкивается на его заместителей, звонит в один кабинет, откуда его перенаправляют в другой, и так до бесконечности — в романе невозможно найти окончательную инстанцию власти. Точно так же в реальной жизни невозможно четко обозначить тот экономический исток, который создает такое количество бесполезной, усложняющей процессы работы.

Гребер демонстрирует целый бестиарий «бредовой работы». Например, он вспоминает о дисфункциональности труда профессий, предназначенных лишь для того, чтобы подчеркивать статусность других людей. Раньше, во времена феодальных систем этой функцией занимались пажи и камердинеры, сейчас — швейцары и вахтеры. Их давным-давно заменил домофон, но, например, у апартаментов Вуди Аллена стоит швейцар, чтобы декоративно подчеркнуть влиятельность режиссера и его соседей. Или же другой пример, который Гребер называет «работой костылей», (термин, позаимствованный из программирования): когда образуется работа между секторами, призванная исправлять ошибки других отделов. Вот пример: архитектор создает чертеж, но каждый рабочий знает, что в нем есть недочеты, поэтому между архитектором и строителем выступает посредник, переводящий замысел чертежа в реальность, устраняя его огрехи, то есть целая профессия нужна лишь потому, что кто-то выполняет свою работу некачественно.

Еще в 1930-х экономист Джон Мейнард Кейнс говорил, что будущее будет таким технократическим, что в США и Великобритании люди смогут работать всего по 15 часов в неделю. Он ошибся: машины не вытесняют людей — напротив, появляется все больше возможностей для создания ненужной работы.