Гора на пять тысяч лайков: как Instagram меняет туризм и природный ландшафт

Знакомый Хемингуэя, приятель Гертруды Стайн и Трумэна Капоте американский писатель и композитор Пол Боулз уезжал в марокканский Танжер на несколько месяцев, а остался на 60 лет. Боулз, человек из другой страны среди сердца восточного мира, чьи романы второй половины ХХ века были, вероятно, самыми известными текстами литературы экспатриантов, отмечал, что писать слова «турист» и «путешественник» через запятую – как синонимы – в корне неверно. Уже тогда, в 1960–1970-х Боулз считал туристический метод познания чужих культур вредоносным, слишком вычесанным и прилизанным; он напоминал спринт в потреблении впечатлений и подводил посещаемые туристами места к размыванию самобытности. Писатель, живший среди арабов и бедуинов, считал, что познание чужого сродни средневековому паломничеству – в том логистическом смысле, что путешественник не прибегает к скорости современного мира (например, к использованию транспорта) или двухчасовым перебежкам по центру города и его самым знаменитым достопримечательностям. Турист скуп, потому что быстр и невежественен, путешественник ограничен в скорости, а потому пребывает в чужой среде долго, ведь только так можно если не узнать, то прикоснуться к инородному.

Паразитарность туризма, о которой говорил Боулз, стала заметна лишь в прошлом десятилетии. У феномена уже есть название – «овертуризм»: перезагруженность городов из-за туристического потока, ущерб урбанистическим пространствам, природе и – в экстремальных случаях – психике местных жителей. Ряд примеров: каталонцы Барселоны открыто призывали туристов вернуться туда, откуда те приехали, власти Амстердама подняли туристический налог в два раза, чтобы осадить миллионы приезжих, а несколько жителей Венеции лишились из-за щелкающих фотоаппаратами налетчиков дома. Самые очевидные факторы негативности туризма – загрязнение окружающей среды в период нехватки ресурсов и уставшие местные. Ущерб можно прикинуть с помощью следующей сухой статистики. Если в боулзовские 1950-е годы в мире было около 25 миллионов туристов, то к середине 2010-х их число достигло полутора миллиардов. Числа, понятно, будут расти: международная организация гражданской авиации прогнозирует, что к 2030 году авиалинии будут перевозить примерно семь миллиардов пассажиров 70 миллионами рейсов ежегодно.

Сам феномен роста туристического потока кажется вполне понятным: геополитическая протянутость логистических сетей, поликультурность, рост доходов. И все же виноват и Instagram. Недалеко от крошечного городка Пейдж, штат Аризона (настолько крошечного, что у него нет странички в Википедии), есть место, которое местные прозвали Хорсшу-Бенд, или Изгиб лошадиной подковы. Так называют меандр реки Колорадо, напоминающий подкову и опоясывающий крутой утес. Хорсшу-Бенд называли hidden gem («скрытая от посторонних жемчужина») – о месте знали только местные и, может быть, случайные проезжие. Хорсшу-Бенд стал одним из мест, изменивших представление о путешествии из-за влияния соцсетей. По приблизительным подсчетам, в год его посещала едва ли тысяча туристов, уже через несколько лет – один с половиной миллионов человек. Оно стало популярным благодаря тегу буквально нескольких хорошо фотографирующих людей.

Instagram спровоцировал явление геотегинга – когда миллионы туристов планируют поездку и пункты назначения, просматривая самые виральные и лайкабельные теги. Места вроде Хорсшу-Бенда стали называть instagrammable location, ведь оно стало чем-то большим, чем живописным топонимом, оно гарантировало внимание фолловеров, большее количество лайков и социального признания. Приложение с загружаемыми туда девятью миллионами фотографий и видео в день поменяло то, как мы сегодня воспринимаем туризм, только из-за своего устройства – Instagram предназначен для демонстрации иллюзорной исключительности, это перекличка одобрений и похвал между подписчиками, аккумулятор лайков и внимания. Так, торговой валютой стали не только снимки улыбок, лиц, выгула гардероба, но и локации. Чем более они штучные, нерастиражированные, тем лучше для ДНК вашей странички.

Для некоторых это звучит странно даже сейчас – планировать поездку исходя не из путеводителей или туристических форумов, а благодаря ленте новостей и самым популярным тегам. Это прозвучит еще страннее, но Instagram меняет ландшафт. В прямом смысле: территория вокруг того же Хорсшу-Бенда изменилась из-за индустриализации этого пятачка для удобства туристов (вот на этом видео можно посмотреть как). И с instagrammable location, и с самим приложением происходят парадоксальные феномены: эти скрытые жемчужины ценят за их штучность, дикость, скрытость от человека, и их же популярность среди пользователей все больше превращает их в забетонированные стоянки с хот-догами (пусть и с красивым видом). То же самое с самим Instagram, кульивирующим исключительность: мы хотим в свой профиль фото с самой аутентичной локацией, но все же забываем, что подбираем ее по полярности и что там уже побывали несколько миллионов человек.